Laska
Арнольд постучал еще раз и начал ждать. На дворе заметно повечерело. Это очень нехорошо. Хоть он и любил гулять по ночам, но как тут не признать, что это абсолютно рискованное и опасное для жизни предприятие – гулять по ночам в рабочих кварталах. Мясникам-то все равно, что и кого резать: человека или тушу быка. На дворе начало холодать и появился пронзительный и весьма холодный ветер, в сквере опавшие листья начали водить хаотические хороводы. Небо заволакивали тучи. Похмельной поежился. Не будь он ученым, повидавшим немало и в Столице, и у себя в отчем доме, он бы начал представлять себе всяких мертвецов, разговаривающие души покойников и прочее суеверное безобразие.
Наверное, никого нету, решил было Похмельной, но он услышал за дверью чьи-то шаги. Вдруг дверь резко открылась.
На пороге стояла действительно необычная девушка. Очень миловидная, совсем молоденькая, в иной ситуации можно было бы даже сказать, что красивая. Но в ее облике была одна явно выделяющаяся деталь. Глаза. Прекрасные карие глаза. Такими восхищаются в Столице. Столичные модницы могли бы даже обзавидоваться черной завистью к ней, Ласке, обладательнице сокровища (вплоть до выцарапывания). Но… Глаза ее не имели обычного человеческого взгляда. Они были… как бы это сказать точнее… далекими от этого мира, потусторонними. Как будто девушка смотрела куда-то очень-очень далеко, но не здесь, а там, по ту сторону чего-то… Как если она смотрела внутренним своим взором в дали, в места, невидимые простому человеку. Люди не имели таких глаз, это уж точно.
Лицо ее было милым, но механическим, словно это не лицо молодой девушки, а маска, за которой скрывается… Наверное, от усталости, решил Похмельной. Она равнодушно (как по крайней мере показалось Похмельному) посмотрела на пришельца и сказала:
- Тела сжигают, я занимаюсь только с детьми, нет времени. Совсем….
«Чего???» - подумал Арнольд. Фраза его обескуражила. Но судя по всему дела не просто пахнут керосином, но все мы уже вовсю горим синим пламенем. Надо же – проспал беду. Девушка молчала. Арнольд тоже. Надо было завязать беседу. Надо. Потому что она может помочь. Не молчи, говори же!
- Добрый вечер! Я прошу прощения за беспокойство, но мне нужна ваша помощь, - Арнольд начал чувствовать себя не то, что глупо, но просто как последний болван. Он начал нервничать, теребить трость, переминаться с ноги на ногу. Речь стала несколько сбивчивой и спешащей. – Если я не ошибаюсь, то вы ведь Ласка? Да? – ответа не последовало. – Вы обо мне вероятнее всего слышали хоть раз. Меня зовут Похмельной Арнольд Ричардович. Я ученый, понимаете, биолог. Я живу и работаю в Кожевенном районе. Ну, не совсем в нем, мой дом стоит за Бойнями, заброшенный такой, возле реки. Вы тут понимаете, - он сглотнул. От волнения у него вспотела спина, несмотря на прохладу, - как приехал поезд, я в город не выходил, а работал у себя. А сейчас хотел выйти в центр города и… Короче, эпидемия, говорят, началась. Меня тут в городе многие не любят, так посоветовали к вам подойти. Сказали, что вы как никто другой в курсе событий. Так мне сказали, не подумайте плохого… - замялся Арнольд.
Он поднял глаза на Ласку и стал ждать реакции…

Laska
Возможно первое впечатление и было навеяно… да чем угодно. Одиночеством, к примеру. В конце концов отношений у него не было… у, как тут запущено… скромно-нескромно, а живой человек – он в любой ситуации живее, скажем, микроскопа, хотя порою бывает полезнее и красноречивее именно последний. А по горькому опыту Похмельного зачастую таковым собеседником оказывался мелкоскоп. А если не заморачиваться на всякие философские дефиниции и самоанализ, то внешность Ласки произвела достаточно позитивное впечатление. Но однозначно глаза ее были непростые. Однозначно непростые. Не отталкивающие, но было в них пополам с сильной усталостью еще и что-то не поддающееся описанию просто так.
Юная особа пригласила его в дом, хотя было вполне очевидно, что чье бы то ни было общество ей сейчас совсем даже нежелательно. Значит надо попытаться воспользоваться этой возможностью с максимальной эффективностью. Может, она что-то объяснит или подскажет кого-то, кто ему сможет помочь. Терять-то не так и много.
Похмельной сел за стол. Ему было неловко – фактически врываться в дом к малознакомой девушке, да в таком виде, с таким вопросом... да и вообще как-то так глупо получается. Но надо представиться и пояснить причину и цель своего визита. Как странно – не только он живет так вот на границе общества… Но наиболее необычным, в разговоре показалось ему то, что она так много говорит о неправильном погребении усопших. С такой болью, страданием в голосе, неприязнью к госслужащим, проводящим кремации, что они аж словно последние негодяи.
- Позвольте представиться и отрекомендоваться. Меня зовут, как я уже вам говорил, Арнольд Похмельной, и я ученый. Приехал в город я лет десять тому назад, у меня в Столице были очень крупные проблемы, так что я бежал сюда в надежде найти укрытие. Здесь меня тоже приняли совсем не радушно, Кейны вообще повесить хотели, как узнали, чем я там прославился. Паркеры мне составили своего рода протекторат под честное слово, замяли скандал и сбросили какой-то старый дом. Наверное, чтоб не пустовал. А я продолжил научную работу… ну да это прямого отношения к делу не имеет.
Похмельной замолчал и посмотрел на девушку. Да, эту часть биографии лучше всего было бы скрыть совсем
- Я, знаете ли, очень интересуюсь биологией развития человека. А человеческий эмбрион достать нелегко, как вы сами понимаете. Но можно. Особенно, если кто-то этого очень хочет. Этим я тут и занимаюсь. Я прерываю нежелательную беременность в обмен на эмбрион. Так что всякий из тех, кто имеет хоть сколько-то власти или влияния мне в помощи вероятнее всего откажет в помощи или в сотрудничестве. Я в такой себе изоляции.
Наконец он закончил свою исповедь кладбищенской смотрительнице.
Похмельной мрачно замолчал. Стандартная реакция колебалась в пределах от взрыва негодования до простой неприязни и желания поскорее его выставить. Но ведь не он же просит их приходить к нему со своими проблемами. Не он толкал девушек на бездумные молодецкие забавы. Он, может, вообще благородную роль играет в жизни людей – решает за них их проблемы. Или то, что они думают, что это проблема. Чем больше узнаешь людей, тем меньше хочешь с ними общаться. Чем меньше открываешься людям, тем более защищен. Но сидеть в бункере всю жизнь? Да нет уж…
Он помотал головой, уходя от очередного наплыва мыслей. Хозяйка дома все так же сидела и устало следила за ним. Или она не следила?.. или она уже начала дремать?..
- Я редко появляюсь в городе. И, по видимому, прозевал начало эпидемии. Я не знаю ни о событиях, что произошли в городе с прибытия поезда, не знаю масштабов эпидемии, не знаю к кому идти и… Ничего не знаю, короче, - Блин, как все глупо получается… - И что делать тоже не знаю.

Отредактировано Arnold Pokhmelnoj (2010-05-15 15:08:58)

Laska
«Зачем я ей это все рассказываю?» - подумал он. Возможно, потому, что не было в городе того человека, который его хоть как-то поймет. Впрочем, и не мудрено. Кто станет разбираться в проблемах, как они говорят, детоубийцы? Отец ему часто говорил, про заповедь, чуть не главнейшую: не убий! Сколько раз он ее нарушил? «Но ведь это же ради высокой цели! Знания!» - крикнул он про себя… Черт возьми! Сколько можно! Это сейчас совершенно ни к чему! Мораль, этика и эстетика важны, конечно, но не тогда, когда в городе начинается эпидемия! И особенно они не к месту, когда ты приходишь в дом просить совета у совершенно незнакомому человеку в разгар этой самой эпидемии.
Арнольд окинул взглядом девушку, сидевшую на диване. Она явно была безумно уставшей, вплоть до фактического безразличия к факту того, что в ее доме находится непонятный и странноватый незнакомец. Она сидела в своей пижаме с полуопущенными веками на диване, подобрав под себя ноги, напротив него, но видимо не это ее беспокоило сейчас. Судя по всему из сказанного улавливала отнюдь не все. И к тому же ей явно нездоровилось. Очень не исключено, что в данный момент времени он тут не совсем уместен. И принесла же его нелегкая суда со своими проблемами ей на голову, как говорят! Да и без того ясно, что дело дрянь. Город скорее всего закроют на карантин. Комендантский час объявят или нет, дело такое. Но вот поезда скорее всего остановили и это плохо. Даже не в том плане, что уйти ему уж не судьба, но ведь и передать информацию коллегам ему будет непросто, тем более, что а если он тут совсем загнется? Надо бы об этом разузнать про станцию. Разум потихоньку вытеснял панику.
- Я прошу прощения за свое вторжение и… - начал было он, но осекся. Снова здорово? – Я наверное, пойду. – он еще раз посмотрел на нее. Ей было явно не просто плохо, а очень плохо. «Она чем-то больна! Возможно я смогу чем-то помочь» - пронеслось в голове. – Я могу вам чем-то помочь? Лекарства? Позвать кого-нибудь? Я вижу, что вам весьма нехорошо… Или мне просто уйти? – вероятнее всего самый правильный вариант.
Действительно странная девушка. Он услышал невнятное бормотание. Дети… младенцы… хоронить… плачут… несколько последних лет… О чем это она? Он прислушался тщательней к неразборчивой речи девушки. Она говорила с натугой, напрягаясь, извлекала слова из себя. Младенцы плачут… я поняла… надо сюда… их хоронить… должна… Она с силой сжала себе виски. Что-то сильно ее мучило.
Она хочет упокоить с миром детей? Но зачем? В такое время-то. Да и зачем, их ведь давно нет. Очень давно. В любом случае это невозможно. Тел уже нету более. Хоронить нечего. Отдельные части тел и срезы в Столице, а остатки сожжены. Это невозможно. Но говорить вслух ей об этом скорее всего нельзя. Хотя он, правда, поддерживает несколько линий культур клеток человеческого эмбриона. Ему повезло, что они выжили. Интересно, могут ли они считаться жизнью?
Он поднялся из-за стола.
- Тысячу извинений. Вы правы. Надо готовиться к болезни. Я буду идти в город, могу принести лекарств, обезболивающих, или попробовать позвать врача – я вижу, что вам очень плохо.
Зря он послушался этого рабочего. Надо было сразу идти к Паркерам. Они-то хоть и не жалуют его, но пользы от этого визита было бы явно больше. И где, кстати, сжигаются тела? Прям тут на кладбище? Хотя к чему ему это? Совершенно ни к чему. Трупов смотреть ему не хотелось бы (хотя любопытно узнать о масштабах). Девушка скорее всего более ему ничего полезного не скажет и не сделает. А вот здоровье я ей явно подкошу.
Он встал из-за стола.
«Стыдоба. Позор мне!» - подумал Арнольд.

Отредактировано Arnold Pokhmelnoj (2010-05-15 18:50:39)

Laska
Девушка явно понемногу покинула дрему и возвращалась в действительность. Хорошо ли это? Арнольд не знал. Он мог сказать только лишь одно – он подло украл у нее немалое количество здоровых клеток мозга. Надо сделать так, чтоб эта ее жертва не осталась напрасной. Она внимательно смотрела на него. Взгляд был… от такого сложно спрятаться. Нет, это не инквизиторский взгляд. Тот режет, пилит, раскрывает. Она же внимала и видела.
-Я не больна, сэр, нет. Я хорошо себя чувствую. Просто я не спала с самого начала эпидемии, с появления первых тел, мне надо всех проводить, но я не успеваю. – раздался ее спокойный голос…
- Я – говорю с теми, кто ушел, я успокаиваю их, помогаю им перейти. – продолжала она.
-Оставайтесь. Возможно, я могу чем-то помочь. Я видела тела.
…И пусть прожил он в городе N ни много ни мало почти 10 лет, но много он все еще понять не мог. И пусть он общался с местным народцем – жить-то приходится в обществе, если ученый, даже если не хочешь ничего знать об этом обществе и его законах. Но он остался столь же далеким от города N, как будто он и не жил там никогда. Он сам воздвиг себе барьер общения, барьер восприятия, через который очень немногие могли пройти к нему. Мертвые... какую роль они играли в жизни этого городка? Вопрос отнюдь не такой уж и праздный и по-настоящему Арнольд не раз задавал его сам себе, особенно во время его ночных прогулок по городу. В этом городе есть немало вещей необычных. К примеру, кто здесь дети? Нелепый вопрос тут превращается в сложную головоломку при определенном рассмотрении.
Какое место занимает смерть в этом городе? Какую роль она здесь отыгрывает? Вопрос оставался открытым. При том, что Арнольд не был культурологом, местными обычаями и укладом жизни он интересовался мало, но он усвоил четко, что огромный пласт обычаев не был навеян просто якшаньем со степняками, местными кочевыми племенами. Появление этих обычаев, укоренение их в быту людей, пусть даже с сомнительным прошлым – а многие работники Термитника не могут похвастаться именитой биографией – укоренение их в местном быту имело под собой причины гораздо более глубокие. Но их он пока еще не видел, не разглядел, не сумел увидеть их пока.
Один раз он общался с предыдущим смотрителем кладбища, это был ее отец или еще какой родственник, – ведь говорили, что такая должность предавалась по наследству в очень узком кругу людей. Арнольд не разбирался в местной иерархии и местных обычаях и не знал как шло наследование. Можно сказать, что тут присутствовала своего рода каста смотрителей кладбища. Кстати… вот те на! тогда же он видел молодую девушку-подростка, стоящую далеко от общающихся ученого и смотрителя, и пристально наблюдающую за ними – неужели это была Ласка? Такая хрупкая, щупленькая, светлые длинные волосы… Вот так-так! Эта встреча запомнилась ему надолго…
…Причина, по которой он пожаловал на кладбище, была таковой: мамаша горе-роженицы упросила тогда после аборта дочери не расчленять младенца, а отдать решение его судьбы на рассуждение ее, мамки. Слезами она в конце концов растопила сердце Похмельного. «Мамаша, чтоб тебя! Ты куда, дура, смотрела?! Ты почему за дочкой не углядела?! А?» - психанул тогда Похмельной. Все-таки смотреть на слезы женщины, рвущей на себе волосы и просящей у него своего внучка, было просто невыносимо. Да и по большому счету тогда смысл от операции терялся – ему, что, думаете, в радость было делать такую работу? – отнюдь! Но смотреть на горе женщины было просто невозможно. За символическую плату она уговорила отнести и отдать младенца кладбищенскому смотрителю на упокой. Пока абортированная девушка спала тяжелым и страшным сном, мамаша успела принести траурное покрывало для ребенка. Она завернула в черную с красными узорами материю савана крохотное тельце в темноте, чтоб не видеть его личика. «Отнесите, пожалуйста, на кладбище и отдайте смотрителю. Я боюсь туда идти лично. Меня тогда завтра же растерзают за такое» - она лежала и рыдала в ногах Похмельного. Это уже было сверх его терпения. Он схватил печальный груз и понесся сломя голову на кладбище, оставив несчастную ухаживать за непутевой дочкой. Было уже давно за полночь, недавно прошел сильный дождь, и тогда все еще моросило. Спотыкаясь и падая в темноте, марая свою одежду, он несся по темным закоулкам города. Сердце бешено колотилось в груди, он крепко прижимал к себе сверток – наверное, какие-то инстинкты сработали. Плачущая женщина была все время перед глазами, ее всхлипы гулко звучали в голове.
Добежав до кладбища он сразу же бросился сначала к воротам, но потом понял, что там никого, кроме темных надгробий и свежевырытых могил он не встретит, разве только восставших из могил мертвецов. Темнота хоть глаз выколи, только дождь тихонько моросит да дует слабенький ветерок, шелестя в листве деревьев где-то на кладбище. А в сторожке горел свет – значит смотритель там. А может ну его, этого нерожденного? – пронеслось в голове. Подул сильный порыв холодного ветра. «Блин, с этой погодой еще маяться...» - подумал Арнольд про себя, успокаиваясь. Нет. Сделаем все, как полагается. Похмельной развернулся, чтоб идти туда, к сторожке, как на плечо опустилась рука.
Вся жизнь пронеслась перед глазами Похмельного в один миг. Он медленно развернулся… Перед ним стоял плохо различимый в темноте силуэт мужчины. «Я могу вам помочь?» - раздался его тихий хриплый голос. «А… э… хм…» - Похмельной не мог проронить ни слова. Внезапно мужчина покопавшись в карманах, что-то оттуда выудил. Раздалось несколько чирканий спичек и перед Похмельным вдруг осветился бородатый мрачный господин. Длинные седые волосы его спадали ниже плечей. Лицо было старым, со впавшими глазами. Они устало и настороженно взирали на Арнольда. «Зачем вы пришли сюда в такое время?» - спросил этот… - «Я смотритель кладбища и я вас спрашиваю – что вам тут нужно?». Похмельной посмотрел внимательно на смотрителя еще раз, опустил глаза на свиток и вновь посмотрел на смотрителя… они говорили всего несколько минут, смотритель внезапно поднял руку и сказал «Тише!.. Все будет сделано», после чего без слов взял сверток и пошел в ворота. Похмельной перевел взгляд на сторожку, виднеющуюся вдали. В дверном проеме стояла девочка… девушка… и смотрела на него. Видела ли она их? Спичка едва ли освещала хоть что-то в пределе полуметра, и то, довольно скоро погасла. Но она наблюдала… Она наблюдала…
Снова нахлынувшие воспоминания повергли его в туман. Он не понял, как оказался возле стола, опершись на него обеими руками, не помнил, сколько времени заняло внезапно нахлынувшее забытье. Черт! Черт! Надо отсюда уходить скорее. Такого не было с ним уже давно. Это какое-то страшное место.
А с другой стороны – кто его знает, чего там за черти водятся в этом мире. Нет, не в городе, во всем мире! Его отец, священник, много рассказывал о том, какие чудеса происходили в былые времена, про святых, исцеляющих немощи, про колдунов, напускающих порчу, про духов. Эти рассказы Похмельной ныне воспринимает уже не так восторженно, как ранее. Но они ведь не могут не существовать. То, что мы их не видим, еще не говорит, что их нет совсем…
Воистину странная девушка. И то, что она ему говорила, было также очень странным, но удивительно хорошо вписывающимся в его наблюдения. Она сидела на диване и говорила… Явно не совсем все. Было видно, что она как будто говорила с кем-то, с собой ли, с ним ли, или с кем-то еще… На лице было написано какое-то сообщение, послание, которое она или не хотела, или не могла просто так сказать. Почему?
Может удастся с ней как-то скооперироваться для лучшего выживания, совместной борьбы, так сказать. Одна голова хорошо, две лучше, подумалось ему, но эту мысль он тут же отмел, как несвоевременную.
- Ласка, не могли бы вы мне сказать или показать, – но только издали! – их, тела, в смысле. Я хочу знать масштабы эпидемии. И не могли бы вы сказать, как вы их хороните? Насколько я знаю, такие тела нужно засыпать известью, а лучше – сжигать, – он помолчал. Блин, ляпнул же. После чего продолжил:
- И не ведаете ли что сейчас творится в городе, где инфекция более всего распространена, и как быстро она распространяется. Каковы симптомы? Какова обстановка? Жертв много, а как развивается инфекция, что предпринято?
Стоп!!! В голове сверкнула молния: «и я успеваю сделать все только для детей. Помочь им уйти»!!! Она что, хоронит тела?! Похмельной чуть не оступился. Но ведь болезнь же заразна! То, что он слышал про Песчанку от старожилов, его не то, чтобы не впечатляло, но пугало. Он резко повернулся к Ласке.
- Ласка, вы что, хороните тела? – его глаза были полны удивления и изумления. Немыслимое дело! – Вы хороните тела? – он изумленно уставился на нее. – Но ведь это же чертовски опасно! Вы же можете заразиться! Это же недопустимо! Вы подвергаете свою жизнь невероятной опасности! Неужели вас не пугает возможность заразиться?! – во все времена трупоносы и могильщики в такие исторические периоды – эпидемии инфекционных болезней – считались ходящими по лезвию бритвы. И перед ним стоял человек, уже общавшийся с телами. Кто знает, что это за Песчанка такая?!
Такое развитие событий его отнюдь не устраивало. Едва ли он мог кому-либо помочь в такой ситуации, да и едва ли ему хотелось бы подвергать жизнь риску… «А может рискнуть?» - пронеслось в голове. Глупости. Он ничего сделать не сумеет. Чудеса-шмедеса бывают только в детстве. А тут серьезные вещи пошли. Жизнь, однако, на кону. Он сам, его идеи, концепции, успехи. Надо идти домой. Он посмотрел на наручные часы. Поздний вечер. А он ни в зуб ногой, еще ничего не готово.
Надо обязательно спросить, где тут чего покупается и добывается, да подешевле. Пришло время готовится и вверять себя воле высших сил… или фармакологии и медицины.

Отредактировано Arnold Pokhmelnoj (2010-05-18 02:02:21)

Laska
Арнольд начал терять равновесие. То, что он услышал от Ласки, было просто чудовищно, немыслимо, неправдоподобно. Сердечник оцеплен! То есть фактически центр города не просто имеет жертвы среди населения, заразившиеся там, или больные, но есть уже и тела, и, как говорит Ласка, тел много. То есть его не было в городе, посчитаем… буквально 2 дня с тех пор, как появились первые слухи о смерти Симона, и за эти 2 дня уже успели оцепить целый район города, и оттуда вовсю уже везут покойников! 2 дня!!! Чума стоит в углу и угрюмо покуривает!
Тем временем за окном настала полная темень. За окном время от времени дул ветер и скорее всего похолодало еще сильнее. Осень вошла в город и пришла она для получения очередной дани. Нет, скорее для того, чтоб потребовать вернуть взятое в долг. Вернуть жизненную силу, вернуть плоть и кровь живых обратно, себе. И кто воспротивится ее воле? Кто воспротивится воле природы? Печально падающие листья, носимые ветром туда-сюда, умирающая трава, все это говорило о закате, о надвигающемся небытии…
В окно время от времени стучались движимые порывами ветра, ветки деревьев, так что порой создавалось впечатление того, что нечто пытается пробиться в дом. Вдруг очередная ветка с силой стукнула стекло окна. Похмельной заметно вздрогнул и повернул голову к окну, но потом понял, что в общем-то это был не повод для волнения и облегченно вздохнул.
«Наверное, Ласке имеет смысл все же поверить» - догадался вдруг Похмельной. Черт возьми, посмотреть на тела, глупее затеи вообще сложно даже придумать. Арнольд, соберись с мыслями, не вовремя расслабляешься! Смотрелки решить устроить! Представление с песнями, ага. Он медленно осел на стул, на котором до этого сидел, и уставился в никуда, после чего повернулся к Ласке и задумчиво обратился к ней, думая о своем:
- А уведомления какие-нибудь уже приносили? Из Управы или еще откуда-то? – спросил он. Они ведь должны были хоть как-то предупредить! – но вдруг он осекся и изменился в лице и пристально посмотрел на девушку. – Да какая, впрочем, разница… Тут врачи, медики, есть? В этом городе хоть кто-то врачебный водится?
Хотя ответ он уже предугадал – кроме Рубина и в некоторой степени Данковского тут, похоже, врачей совсем не осталось. Занятно. И кто же примет меры? Ответ ясен – никто. Паркеры – едва ли, а из остальных точно никто и приблизительно ничего не понимает. Черт, тысячу чертей, скоро все может решиться. За несколько дней зараза расползлась по Сердечнику, и пусть это не самый населенный район города, но тем не менее, это уже о многом говорит. Город маленький, Кожевенный не совсем-то и далеко. А я?.. Что я? Хех, я не врач и в медицине многого не понимаю. Я не микробиолог, не инфекционист, а всего лишь лабораторная крыса. Сижу и ковыряюсь в своих т.н. проблемах. А теоретическая иммунология тут не поможет ну никак. Это война не про меня.
Он основательно ушел в себя  начал напряженно думать, уже и сам не замечая, что он сидит в чужом доме и перед ним сидит его юная хозяйка. Он ошалело осознал всю прелесть ситуации и то, куда он попал. Можно было заметить, как он менялся в лице и так, и эдак.
«Ум, где же ты, когда ты так нужен!?» - крикнул про себя Похмельной. Он уже начал осознавать, что он скорее всего сделает. Дом его стоит неблизко от Кожевенного. О нем мало кто помнит, а кто помнит, так, он был уверен, почти все помнят только с крайне негативной стороны. Так что он фактически мертв. В доме есть припасы. Немного, но на несколько дней при экономном расходе их хватит вполне. Лекарств вот, правда, много нет. Да и те, что есть, из себя представляют полный примитив, лишь так, для лабораторной практики, чтоб среды не прорастали или что-то из серии. А с другой стороны чем он сам не среда культивирования? Ну да ладно, философию в сторону. Лекарств немного есть. Вода была. Несколько дней он высидит совсем автономно. Как что, в город он выйти сумеет. Оружие подготовить надо. Хотя неизвестность – это самая лучшая маскировка. Морально его должно не стать на несколько дней, а там видно будет.
Это скорее всего конец города, окончательный и бесповоротный. Локализовать очаг не смогли, а Исидор уже почил… а остальные навряд ли повторят его успех. Он перебирал разные варианты, беззвучно шевеля губами. Никак. Глухо.
В голове роились сотни мыслей, но он понял, что надо сделать. Сегодня надо скорее домой. Дома работы непочатый край, а завтра в город метнуться, собрать все деньги и запастись продуктами. Может, он и сумеет чего-то раздобыть. Экономия и еще раз экономия. Нужны средства защиты. Срочно. Хорошо, что с поездом ему прислали халаты, маски и перчатки, а также некоторое количество антисептиков. Авось этого ему может чуть-чуть хватить… главное - не тратить их на что попало.
А сейчас пора поскорее обратно.
- Милая Ласка, судя по времени, я более не имею права, а потому и не буду вас задерживать. Мне очень пора. Спасибо за гостеприимство, но пора домой, - он встал из-за стола. Внезапно он поймал себя на том, что у него трясутся от руки и унять этот тремор он не в силах. Лишь бы Ласка не увидела. Тела себе и тела, пусть хоронят, как хотят. Хороните их, блин, лишь бы они не вставали и по городу не ошивались. Да чтоб… короче, разгребайте эту кашу, а я, пожалуй, пойду. СКОРЕЕ ДОМОЙ!!!

Laska
Да, собственно, неразумно и неприлично было вламываться к ней в дом. Глупо было здесь сидеть и рассусоливать о том, что, как и почем. «Ну откуда такие дураки, берутся, как я?» - он спрашивал сам себя же по дороге к двери. – «Прийти, вломится и со своими дурацкими вопросами ко всему прочему лезть – уму непостижимо!». Но ведь с другой стороны иначе понять что происходит – да кто знает как бы к нему отнеслись иные аборигены! Так хотя она тоже не интересуется творящимся в городе, но именно она ввела его в курс дела.
-Мне не присылают почту. Мои счета, их оплачивают семьи или еще кто-то, я не знаю, кто именно, и мне их не присылают, и газеты я не выписываю. Может, и оповещали, но я про это не знаю. И про врачей я не знаю, честное слово. Может, среди Хадсонов и есть, но я с ними мало общаюсь, так что… ну… вы понимаете.
Понятно. Ладно, справлюсь.
- Спасибо вам, Ласка, и простите меня. Я пойду, - он направился к выходу. Она тоже поднялась с дивана и проследовала за ним. Возле двери он повернулся к ней, посмотрел в ее необычные глаза. – И это, удачи вам… - замялся он, после чего открыл дверь и повернувшись к Ласке, вежливо наклонил голову в кивке. Она же подошла, провожая его к двери, и, приподнявшись на носочки, покровительственно коснулась его лба губами.
-Берегите себя, и Боги о Вас позаботятся.
Арнольд просто потерял дар речи. Такого хода он явно не ожидал. Он оторопело посмотрел на девушку. На языке вертелся вопрос: «Это что такое было?». Его глаза встретились с глазами девушки. Спокойный и несколько сочувствующий взгляд убил в нем желание задавать ненужный вопрос. Она явно знала, что делает.
Он вышел за дверь. В лицо сразу же рванулся порыв холодного, влажного ветра с капельками какой-то отвратительной мороси. Ветер усилился, и теперь вовсю играл ветвями деревьев, носил в разные стороны опавшие листья. Вокруг было темно, и даже дорожка скверика была едва видна. Отойдя на несколько шагов от двери, Похмельной еще раз обернулся. Ласка стояла там и молча глядела на него, освещая ему дорогу светом из прихожей. Да, еще один непонятный человек в этом безумном городе. Похмельной понял, что уходить он в общем-то не хочет. Но времени очень мало. Очень мало. Надо готовиться, проверить припасы и  очень тщательно осмотреть замки на дверях. Итак, отсчет пошел.
Похмельной развернулся и начал идти к выходу из парка и из кладбища. Перед выходом из парка он еще раз оглянулся. Фигура Ласки все еще стояла в дверях и смотрела ему вслед. Он отвернулся и вышел за ограду. «Стоп! Надо проверить пистолет!» - промелькнуло в голове. Точно. Сейчас же в городе творится одному черту известно что, а потому встреча с хулиганьем или криминалом отнюдь не исключается. Похмельной быстро полез за пазуху и достал пистолет, после чего переложил его в карман плаща. Так спокойнее, можно идти домой.
Похмельной постоял немного, и устремился к домам, видневшимся вдали.

>>>>>>>Отправился к себе домой в Кожевенный, через сторожку Агнесс>>>>>>>>

Лара поправила свой шарф, хотя чем он ей мог помочь? Пока женщина дошла дома смотрительницы кладбища, она промокал вся до нитки. И все напрасно, девицы не было дома. Эх… Дождь наконец кончился однако на смену ему пришел ветер, Равель даже сказала бы северный. Хотя возможно ей так казалось потому, что она промокла. Смирившись с тем, что продрогла до мозга костей, Лара решила все-таки взять себя в руки и решить, что делать дальше. Грифа не устроит ответ: «мол, девчонки не было дома…» Стоп если смотрительницы нет дома, то она может быть только в одном месте… Равель обернулась  и посмотрела на кладбище. «Ну что же никогда не поздно заглянуть сюда и присмотреть где окажешься, как бренное тело отпустит бессмертную душу…» Равель хотела пошутить, но как-то шутка не удалась. Поежившись, Лара направилась прямо к первому ряду надгробий. Ничего  интересного там женщина не увидела, пара фамилий показались ей отдаленно знакомыми, но где именно она их слышала женщине вспомнить не удалось. Несколько надгробий выглядели достаточно ухоженными и даже богатыми на общем фоне плит смерти. Но Лара отвлеклась… «Хватит смотреть на то, что сейчас не должно волновать тебя!» - мысленно приказала себе Мисс Равель, и осторожно между могилами направилась дальше, на свои поиск. «Она должна быть где-то здесь, где еще ей быть?»
Женщина прошла пару рядов и уже была далеко от дома смотрительницы этих мест. Но почему-то вокруг по-прежнему было тихо, и даже жутковато. Внезапно Ларе показалась, что где-то отдалено ей слышатся шаги. Это могло означать только две вещи: либо она сошла с ума, либо хозяйка этих мест действительно была неподалеку. Но через пару секунд вторую версию подтвердил крик. «Кажется от туда» - Лара повернулась налево и пошла на звуки. Криков тем временем становилось все больше, а шаг Равель убыстрялся с каждым мгновением.
Наконец женщина наткнулась на белокурую девушку, стоявшую возле одной из могил. Ба да тут, разворачивалась целая драма.
- Помогите. Я… я шла и упала сюда, а теперь не могу вылезти. Пожалуйста, помогите. – Раздался детский голос, откуда-то снизу. Подойдя еще чуть ближе к могиле, Равель поняла, в чем сыр бор. Какая-то оборванка упала в одну из могил, то ли небрежно сделанную, то раскопанную заблаговременно. «Неужели тебя не учили, что гулять на кладбище нельзя?» - снова задала себя вопрос женщина. Девчушка жалобно визжала и продолжала молить о помощи.
-Ну что надо спать ребенка, - обратилась, Равель к белокурой особе, а потом добавила как можно громче, - сейчас мы тебя вытащим! Не волнуйся.
Равель чуть наклонилась над ямой осматривая глубину.

Обратная сторона Боен, выходящая в Степь.
<<<<<Дом Арнольда Похмельного<<<<<

…Сейчас, ещё несколько десятков шагов, затем обогну выступ, и увижу присыпанный землёй, скрытый корнями и растениями лаз. Вот и увидела! Они стояли вдоль стены Боен, она наткнулась на оцепление. Причем они стояли так, чтобы оставаться от самого строения как можно дальше. И за ними, на земле – несколько трупов степняков.
    …Она закричала, тонко, пронзительно, с душевным надрывом. Дети! Её дети мертвы! И плевать, что она отверженка. От неё могли отказаться, но никто не мог заставить отказаться её! Она бросилась на цепь, прорвав её и дело даже не в силах Агнес, просто патрульные, даже в несуразном её одеянии, признали Людоедку, и страх, где-то мистический, заставил их отскочить в стороны от несущейся к ним фурии. Девушка подлетела к телам и упала, обхватив их руками, словно хотела закрыть от всего мира. Подвывая, она скользила руками по их изуродованным лицам и прижимала к своей груди. Её пронзительный крик перерос в вой (так зверь воет над щенками растерзанными охотничьими собаками), а потом в рык, клокочущий, гневный, исходящий, казалось, из самого нутра. Она выла по детям, по своим убитым детям, не конкретно по этим пятерым, а по всем, что умирают сейчас и будут умирать ещё. Агнес поднесла к глазам свою ладонь. Хрипящим шёпотом, – Кто? – пальцы и белые бинты на запястьях вымазаны кровью, - Я спрашиваю кто? Кларк развернулась к патрульным стоящим в оцеплении.
Её лицо было страшным, оскаленный рот, чёрные, полные безудержного гнева глаза, и казалось что это всё, что осталось от миловидного лица. Её голос шипящий и въедающийся буравчиком в мозг, заставил отшатнуться, подошедшего было к ней служивого.
-Нет, нет, не мы…  мы.. мы… - сбивчиво затараторил он, зазаикавшись, и вдруг сорвался - Нам приказано…  а они как попрут..  и Фёдора, соседа маво, один кулаком.. хрясь… только череп на пополам…  мы не пускали… Хадсоны приказали… ты того, не серчай, а? Мы ж подневольны… Вот ждём когда унесут сжигать.
- Хадсоны! – глухо ухнуло слово. Словно вынесенный приговор, не подлежащий апелляции. Тяжёлый и мрачный, словно принадлежащий древнему старцу, а не молодой женщине, взгляд, опустился на сжавшегося парня. – Ты бил их?
Он смотрел на неё расширенными глазами, смотрел и боялся, что вот, сейчас, из её лица прорвутся ветки и сучья, - Нннее… Да. – Шепнул обречённо, поняв, что лучше не лгать.
Агнес отвела взгляд. Девушка встала и отряхнула колени. – Их, - она ткнула пальцем на трупы, - не сжигать! Сам, - парень вздрогнул и скривился, её пальцы больно впились в его плечо, - сам отнесёшь их к моей ночлежке, – она тряхнула его, - я верну их земле.
Кларк разжала пальцы и, опустив голову, пошла  по тропинке, по которой пришла. Через пару шагов обернулась, - Тем самым ты вернёшь долг,- и ушла не оглядываясь. Она знала, он не сможет ослушаться. Глаза застилала пелена, она всё шагала и шагала…
….Её пошатывало, девушка сама не видела куда шла. Очередной удар обрушился на измученную сегодняшним днём Агнес. «Надо срочно рассказать обо всём этом Исидору!» Мысль стукнулась болью, и другая тяжёлая заполнила разум. «Его больше нет. И ни когда не будет!»
     «Почему я не слышу тебя?! Исидор, где ты? Чтобы не случалось, ты всегда мог это исправить. Как бы я хотела, чтобы ты был здесь! Ты бы прижал меня к себе, и все мои несчастья исчезли бы». Она не замечала, что уже обращается к нему на - ты. «Нет, о Турах нет, я не хочу, этого, его бы так огорчило, если бы он увидел, что стало с Укладом, что стало со мной. Он был бы разочарован, и я бы не вынесла этого. Что угодно только не это. Я не буду об этом думать, я не должна. Я подумаю о другом. Сейчас надо идти … куда?». Ей некуда было идти, её нигде не ждали. Девушка, наконец, огляделась. Ночь была тёмной, ни звёзды, ни лунный диск не освещали небесное пространство. Свет не горел нигде. Казалось, она затерялась в молчаливом, холодном и неизвестном мире. Ничто не шевелилось в ночи. Ужас пробежал по её натянутым нервам, и ей захотелось броситься куда-нибудь. Но куда? Везде была враждебная темнота. Холод, ночь и тишина, словно сама тьма Суок окружала девушку. Агнес сжала зубы. «Что за глупости? Это моя Степь, я знаю каждую пядь земли здесь, как только рассветёт, тёмный холод исчезнет». Кларк выдавила смешок, и неестественный звук собственного голоса заставил девушку подпрыгнуть. Она вытянула руку в темноту перед собой и пошла вперёд, но вдруг оступилась и упала.
     Каждая клеточка её тела кричала, что она должна сдаться, остаться там, где она есть, пока не наступит день, и она сможет видеть. На мгновение ей захотелось кричать, и кричать до тех пор, пока кто-нибудь не проснётся, не зажжёт фонарь и не проводит её домой. Но гордость запрещает ей это. Потеряться в собственной Степи, всего в нескольких шагах от жилья! Она не сможет жить с таким позором. Девушка надела лямку торбы на плечо и стала неловко ползать на четвереньках по тёмной земле. Рано или поздно она наткнётся на что-нибудь – дом, забор, бочку с водой – и определит своё местонахождение. Будет быстрее, если она встанет и пойдёт, и не будет чувствовать себя дурой. Агнес казалось, темнота никогда не уйдёт, и она всё будет ползать и ползать. Ей стало страшно.
«Перестань! – приказала она себе, - перестань сейчас же!» Кларк задыхалась. С трудом она встала на ноги и заставила себя дышать спокойнее. «Я -  Агн-Эск-Арк! Я в Степи и знаю здесь каждую травинку лучше, чем вещи в своих карманах. Ну и что, если я не вижу дальше своего носа? Я знаю, что где находится, нужно только найти это. И сделаю я это на ногах, а не на четвереньках, словно ребёнок или собака». Она подняла подбородок и выпрямила опущенные плечи. Хвала Туроху, никто не видел её распростёртой в грязи или ползающей по кругу. Никогда ещё в своей жизни Агнес не была побита: ни ублюдком Старшиной, ни призрением людской толпы. Никто и ничто не сломит её, если она не позволит этого сделать. Что за бредовая мысль: испугаться темноты, как какая-нибудь трусиха и плакса!
«Я, кажется, начинаю ныть, - подумала девушка с отвращением. – Я не позволю этому случиться. После того как опустишься на самое дно, дорога может вести только вверх». Она будет царапаться до конца!
   Агнес твёрдо, шаг за шагом, ощупывая ногой почву, продвигалась вперёд. И через несколько десятков шагов её руки наткнулись на ветки кустарника, а до её слуха донёсся тихий знакомый звук. Агнес расхохоталась, она точно знала, где находится! И в правду, за раздвинутыми ветками, мерно и вальяжно катил свои воды Горхон.

Отредактировано Agnes Clark (2010-11-21 14:38:07)

Смех девушки перерос в булькающие рыдания. Да, она выбралась, выцарапалась, выползла. Снова… Но от этого не легче. Кларк смотрела на свои перепачканные грязью и побуревшей кровью руки, вцепившиеся в ветку. Ей казалось, что всё, всё, что сейчас было в мире, выглядело именно так – буро-кроваво-грязным. А ей ещё хоронить  детей Бодхо, Агнес застонала. Боль от потери острыми клешнями вцепилась в грудь. Из песни Степи будут вырваны целые куплеты, сколько она не досчитается нот? Песня матери потускнеет, если не замолчит вовсе. Слёзы катились из глаз Агнес, закрывая собой мир вокруг, всё становилось нереально плавающим и перевёрнутым. Её трогательное чувство, что зародилось, затеплилось недавно, покрывалось мрачной буро-грязной коркой. Последняя искорка света мелькнула, заметалась словно в испуге и погасла, будто горькая соль, собравшаяся в глазницах, залила слабенький огонёк. Слёзы высохли, а глаза девушки наполнились беспросветной темнотой.
- Добрый вечер, сударыня! Я могу Вам чем-то помочь?  Кларк вздрогнула и обернулась. Тёмный силуэт на фоне чёрного неба был достаточно близко, что бы вспомнить о бритве, лежащей в торбе. Агнес стала медленно просовывать туда руку. Больше, во всяком случае - на сегодня, бегать она ни от кого не намерена, да и сил это делать уже не было. Девушка сомневалась, сможет ли сама хотя бы до дому дойти.
- Я не знаю, знаешь ли ты меня, но вставать на моём пути я тебе не советую, иначе рискуешь с Шабнак повстречаться. – И Людоедка, достав бритву, приготовилась для прыжка, может быть и последнего.

Отредактировано Agnes Clark (2010-10-20 13:17:12)

«Ещё секунда и.. вот.. сейчас…» От броска, девушку остановил вопрос и её собственное имя. «Ааа, собиратель историй! Похоже, ты набрёл ещё на одну». Кларк передвинула висящую сбоку торбу за спину. «Ну да, тахреуун. Именно так тогда назвал его одонг. А меня гхано». Рука с бритвой опустилась. Его она не боялась, доверять, особенно сейчас, когда каждый сам за себя, Людоедка ему не будет, но относилась она к нему хорошо. Он даже приглашал девушку в гости, правда она ни разу не воспользовалась приглашением, ну да это сейчас не важно. Главное, что ей пока ничего не угрожало, и из всех кого могла, встретить сейчас Дочь Степи, это был наилучший вариант.
- Ты ещё не упал, отбросив костыли, Деннис? – её голос, после воя над трупами, стал хриплым и лающим, неприятным для слуха. Девушке так же хотелось пить. – У тебя вода есть? Агнес даже находясь у реки и испытывая жажду, не желала нарушать запрета, они не пили речную воду, это дозволялось только животным. Конечно, если бы она умирала от жажды, то тогда пришлось бы нарушить запрет, но сейчас, даже если у Арктуро не найдётся воды, то Людоедка может потерпеть и до дома.
- Ты проводишь меня до дому? Чую я, мне самой не добраться. – Кларк понимала, что её выпад с бритвой, был скорей криком отчаяния и в схватке с любым противником она, увы, проиграет. А если этот странный Деннис пойдёт с ней, то глядишь, к дому Агнес вернётся живой. И ей ещё надо решить, что делать дальше. Степь стенала по детям.

Отредактировано Agnes Clark (2010-10-22 16:14:17)

На плечи легло пальто Денниса, придавив тяжестью к земле. Нет, не оно так давило на плечи девушки. Агнес слышала, как плачет Мать. Людоедка автоматически взяла то, что он предложил ей. Вкуса она не почувствовала, всё казалось ей пресным. Кларк тяжело оперлась на руку Арктуро и стала перетаскивать ноги в огромных сапогах. Шаг ещё шаг, ещё.. девушке проще было считать шаги, чем думать о произошедшем. Сейчас нельзя, иначе она упадёт прямо здесь, и сдохнет не добравшись до глотки Хадсона. Людоедка сжала зубы. «Крылья?» Кларк не сразу сообразила, о чём он. «Смотри, как бы тебе их не подрезали, голубок» Когда в её душе горела ненависть, Дочь Степи всё видела через её призму. У неё свои крылья расправлялись за спиной, чёрные как глаза девушки. Она глянула ему в лицо, что бы бросить колкость, но не успела.
-Прошу, расскажи, что случилось?...  Кларк рассказала бы – что… Но здесь Людоедка уловила слово - город… Девушка взорвалась. Её глаза наполненные болью сверкали как у дикого зверя.
- Кто с городом? – хриплый голос заклокотал яростью, - Да будь он проклят! Я буду денно и нощно молить Туроха, чтоб город провалился во тьму Суок, чтоб крысы пожрали всё живое в нём. Что бы Хадсоны задохнулись своим гнилостным запахом, расчёсывая песчаные язвы!
Агнес словно демон смотрела на Денниса, казалось, что даже волосы девушки встали дыбом. Её трясло от ненависти… и боли.
- Они убивают их! Как скот! Забивают насмерть! Детей заперли в загоне и уничтожают тех, кто пытается выбраться. Это ты понимаешь? – Она вцепилась в его руку, сжав до побеления костяшек на своих пальцах. Её глаза расширились до невозможного, а голос упал до шёпота, сиплого, мёртвого, - Они сжигают детей Земли…  Их души гибнут! Их забирает Суок! 
Агнес вспомнила степняков лежащих возле Боен. Внезапно девушка замерла, словно прислушиваясь к чему-то. Её лицо окаменело, девушка, будто увидела, что там произошло:
Удар.
С хрустом ломается плоская переносица, течет из носа красная, превращая лицо в жутковатую абстракцию. Это даже не драка. Это бойня. Вскрики разлетаются над Степью, а следом за ними - омерзительно громкие хрусты и смачные шлепки, глухие удары о мягкую белую плоть.
Удар.
Падает на стоптанную землю мясник из Боен. Падает, силится подняться, но воздуха нет, а руки дрожат. С силой пинок в солнечное сплетение – вновь опускается на землю, хватая ртом спертый воздух, разрываемый острой болью изнутри. Не пошевельнуться, не вздохнуть.
Удар…Удар….Удар…Агнес вздрагивала и сжималась, словно сама получала каждый из них.     
        Мерзкая, противная дрожь начиналась где-то в подколенках и пройдя по телу, упералась в горький комок в горле, так и не найдя выхода. В глазах на мгновение можно было прочитать детскую боль и растерянность. Словно в новогодний праздник малыш спустился к ёлке и увидел там подарок, о котором мечтал уже давным-давно. Вот он, лежит под ёлкой, малыш видит картинку и его глазёнки загораются счастьем. Он подбегает к коробке срывает обёртку, трясущиеся ручонки открывают крышку, а там вместо подарка кучка фантиков от карамелек. Ребёнок поднимает свой взгляд, полный непонимания, на взрослых, а они смеются, они просто пошутили. Агнес закрыла глаза, зажмурила сильно-сильно, словно это могло избавить её от того, что происходит. Лицо людоедки каменело на глазах, один уголок рта резко опустился вниз, оставляя брата в ядовитой усмешке, скулы напряглись, бровь презрительно взлетела вверх. Малыш пытался бежать, спрятаться, но... Открыло глаза уже злобное существо, дух Земли из Степи приходящий, безжалостный и жестокий. Она сожгла своего малыша, прямо там, под ёлкой. Облила керосином и подожгла, глядя, как он корчится от боли. Открывший глаза демон только равнодушно хмыкнул, глядя на обугленные останки, и подальше отопнул почерневшую черепушку, чтоб не мешалась под ногами. Выбор был сделан и выбор был окончательным. И горе тому, кто встанет у неё на пути.  Чёрные глаза не полыхали даже гневом, они были злы и равнодушны. Только холодная решимость и трезвый расчёт светились в них. Случись ей сейчас оказаться в яме вместе с Арнольдом, она бы просто сразу убила бы его там и, встав на его труп, вылезла бы из ловушки. Степь вздрогнула и тихий стон прокатился по её простору. Девушка стала той, кем её так упорно называли – Шабнак! Вы думаете, что Шабнак это реальное существо, способное ходить, дышать, трогать? Нет, это то зло, что поглощает вас, что закрадывается в душу и, выжигая её, занимает пустующее место. И вместо человека появляется Шабнак, пустышка, перевёртыш. Она выпрямилась  и, сделав усилие, разжала пальцы сжимающие предплечье Денниса. Агнес, будто минуту назад не  тряслась от ярости, почти спокойно посмотрела на мужчину и совершенно нормальным голосом спросила:
- Так ты проводишь меня или так и будем торчать здесь? – и мило улыбнулась ему, она была полна ледяного спокойствия.

Отредактировано Agnes Clark (2010-10-23 03:41:43)

Её тонкие, грязные пальцы нервно подрагивали, осторожно ощупывая лицо так, словно впервые с ним знакомились. Людоедка несколько раз втянула носом степной воздух, медленно выдыхая ртом, будто пробуя его на вкус. В глазах замелькали огоньки торжества. Вот её рука прошла возле носа и замерла. Девушка прижала запястье к ноздрям и как животное принюхалась. Чихнула, замотала головой – ей не понравилось. Нет, конечно, пахло вкусно… очень… кровью, но этот обворожительный запах перебивало, что-то чужое, неестественное.  Рядом стоял мужчина, его лицо было перекошено от страха?..боли? Она ещё не знала, но ей уже нравилось. Оно было красивым: бледное, с вытаращенными глазами и искажённым ртом, его лицо радовало Людоедку и будило голод. «Ах, да! Тело надо кормить». Мысль непривычно крутнулась не где-то в пространстве, а тяжестью прозвучала в собственной голове. Её голове. И она снова посмотрела в лицо «Еде? Мужчине!» поправилась девушка – «Деннис Арктуро». Память заливалась обратно, словно в прорванный в плотине шлюз. Кларк всмотрелась в Денниса, заглянула в глаза и увидела… отражение своих. Словно её черные как земля, под напором внутреннего холода и льда, бледнели, теряли цвет и превращались в зелень. Но взгляд этих зелено-жёлтых глаз был её родной.
   Губы мужчины разъехались в улыбке, такой же близкой как и взгляд, - Веди!
Людоедка величественно кивнула и, возложив грязную, в бурых, кровавых пятнах руку, сделала первый шаг. Ей нравилось то, что она чувствовала. Людоедка с удовольствием бы разулась и прошлась босиком по подмороженной траве, но она с сожалением понимала, что тело слишком слабо, для таких прогулок. Ничто не освещало чёрную плоть Земли в глазах Кларк. Сквозь земной покров свет просочиться не мог. Ни вовнутрь, ни наружу. Она молча шла, искоса поглядывая на Арктуро, она уже забыла как это - чувствовать тепло человека. Даже сквозь рукав ватника оно прожигало до костей. Её костей.
      Людоедка задела лямки торбы. «Интересно… Тяжёлая…» Девушка сунула руку внутрь. Пальцы наткнулись на нечто горячее, почти раскалённое, Агнес вздрогнула и схватила предмет. Он удобно лёг в руку, тепло поднималось по руке, растекаясь по телу и охватывая всё сразу. На предмете была кровь, много крови, но…. крови жертвенной… Людоедка попыталась разжать пальцы, но рука Агнес твёрдо держала Рог и, ни за что не желала с ним расстаться. Свело всё сразу, девушка взвыла и упала на колени. Её вывернуло какой-то бурой жижей с запахом спирта. Агнес стоя на коленях, одной рукой упиралась в землю, а вторая по-прежнему упрямо сжимала Рог. Её спина выгнулась, а пальцы глубоко вошли в землю.  Дочь Степи разрывало на части. Мать показывала ей, что будет, стоит выпустить реликвию из пальцев. Перед взором Агнес проносились и полыхающий Термитник, и разрушенные Бойни, вот дети Бодхо корчатся в муках, а главное … Мать Быков…  маленькая, распятая девочка смотрела на неё так, словно это было её рук дело, словно это она сотворила… и горящая трава в Степи. А потом огромное сердце замирало, искорки гасли и осыпались вниз, во тьму.   
-Неееет! – Голос девушки рвался вверх, поднимая из травы перепуганных птиц и будя мелкую живность в округе. Глаза степнячки заполнялись болью и отчаяньем. Где-то далеко раздались рёв и мычание быков. Рука ещё сильней сжала Рог, хотя это казалось уже невозможным, острый край кости врезался в ладонь, проникая в ткани. И болезненным шёпотом, - пожжжалуйста - нет!
   Дочь Степи упала на землю и сжалась в комок, в позу зародыша, прижав руку, сжимающую внутри торбы Рог, к груди и придавив её второй рукой, а ноги подтянув к подбородку. Агнес повернула голову к Арктуро, тяжело дыша, произнесла.
- Помоги… домой… надо… - и девушка потеряла сознание.

>>>>>Ночлежка Агнес>>>>>

Отредактировано Agnes Clark (2010-11-21 15:03:10)