>>Улица>>
В очередной раз, закрыв дверь, стараясь не задумываться о том, какое впечатление он произвел на девушку своей ночной пробежкой с темнотой, в качестве препятствий, Данковский бросил окровавленный нож в кухонную мойку и прошествовал наверх – в комнату, которая нынче позиционировала себя как «его». Темнота отступила, повинуясь тихому щелчку включателя, уступая место яркому свету – столь резкому, что ощутимо бил по глазам, заставляя искать спасенья у рассеянной мигом раньше тьмы и, не находя его, вновь открывать глаза. Пару раз моргнув, осваиваясь в обилии деталей комнаты, он, мельком бросил взгляд на порез. Как и предполагалось – небольшая царапина, которая доставляет, не столько боли, сколько неудобства.
Небрежно умостившись на кровати рядом с так же небрежно брошенным ранее саквояжем, мужчина одной рукой извлек из его поистине бездонных недр раствор пероксида водорода и вату. Натренированным движением тщательно обработав рану - кому, как не ему знать, что даже пустяковая царапина может привести к летальному исходу, если беспечно отмахнутся от возможности заражения, посчитав это недостойной внимания мелочью – Данковский, в поисках временного пристанища для окровавленной ваты, уткнулся взглядом в знакомый переплет. Черное тиснение на сером корешке, чуть выцветшем от времени, но совершенно не обтрепанном, что свидетельствовало о том, что книгу читали редко. А может быть и не читали вовсе – купили в нагрузку или приняли в дар, дабы тут же сунуть ее на полку и моментально забыть о самом факт ее существования, лишь изредка натыкаясь на нее взглядом, когда вытирают пыль.
Даниил поднялся. Сделал три шага по направлению к книжному шкафу и, едва касаясь, провел пальцем по шероховатой поверхности книги, чувствуя почти незаметные углубления букв, сплетавшихся в знакомое название «В.Г. Шор. О смерти человека».
Данковский тяжело вздохнул под аккомпанемент шороха переворачиваемой страницы и оторвал взгляд от красных пятипалых листочков, венком обрамляющих чело великого патологоанатома, изображенного на третьей странице. Краткого просмотра предыдущих двух полностью хватило, чтоб прийти в настоящую ярость уже от одной мысли о том, что может ожидать его на страницах последующих. Впрочем, в сердце все еще теплилась надежда, что ребенок переломал все карандаши или устал от столь трудоемкого процесса раньше, чем добрался до притаившегося в конце содержания. Жаль только, что она не оправдалась...
Каждая строчка была старательно подведена неровными жирными линиями, изредка принимающими волнообразную форму или прерываясь пунктиром, а некоторые страницы пестрели изображениями синих котов, красных зайцев и желтого неопознанного нечто, больше всего напоминающего крокодила.
Данковский с силой стиснул зубы, захлопнув книгу, а пожилая гувернантка, занимавшаяся воспитанием еще его покойной жены, виновато опустила глаза:
-Не стоит так расстраиваться, – тихо начала она, почти физически ощущая холод его взгляда, - это всего-навсего книга.
- Расстраиваться? – так же тихо ответил он, демонстрируя свое негодование лишь яростным шипением да выразительной жестикуляцией, дабы не разбудить спящую в соседней комнате Танну. – Я не расстраиваюсь. Я в ярости. Агата, как Вы вообще могли подобное допустить? Я понимаю – черточка. Понимаю – цветочек. Но так изрисовать всю книгу! На это же нужна уйма времени! Где же были Вы?!
Женщина подняла на него взгляд одновременно полный возмущения и укора, но тон все так же сочился раскаянием:
- Ваша знакомая решила нанести визит. И факт Вашего отсутствия ее не чуть не смутил. А так как Жозефина ушла за продуктами, то ухаживать за гостьей пришлось мне. – Даниил только тяжело вздохнул, а женщина, немного помедлив, добавила, - Судя по приподнятому настроению, с которым она покидала Ваш дом, то она осталась вполне довольна осмотром. Я хотела сказать визитом.
Ответная реплика закончилась на предварительном вдохе, прерванная появившейся в дверном проеме растрепанной головой. Не решаясь войти в комнату, но не в состоянии оставаться в стороне, не выговаривая несколько букв, громким шепотом, подражая их разговору, она затараторила:
- Папочка, не ругай Агату. Это я рисовала, - Данковский едва сдержал улыбку, сраженный таким признанием. А он-то думал… - Просто в твоих книгах картинки такие скучные. И чужой дядя нарисован. Это же твоя книга. Там ты должен быть.
Тирада девчонки была самым наглым образом прервана почти истерическим смехом двух взрослых, как-то разом осознавших, что это был за желтый крокодил…
Одарив книгу грустной улыбкой, Даниил отвернулся от стеллажа. Завтра его ждал тяжелый день. Тяжелый, даже от одного только ожидания, ведь с каждой минутой его опасения все навязчивее проникали в сознание, заставляя душу холодеть от панического страха.
Тряхнув головой, словно это могло спасти от мыслей, Данковский, вооружившись всеми необходимыми банными принадлежностями, покинул комнату. Сегодня он уже исчерпал свой годовой лимит неловких ситуаций, так что перспектива быть обнаруженным в ванной почему-то совсем не пугала. Тем более, в сердце еще теплилась надежда, что ванная все-таки не обычная комната и замок иметься просто обязан.
Да. В ванну – и спать. Проснутся и умереть.