Капелла не любила тёмные истории и злые слова: верила, что от них порой не меньше вреда, чем от любого злого дела. Люди болтали, сплетничали, носили другу другу невероятные страшные сказки, поносили ближних за глаза, и этим, на взгляд Виктории, только сами себя уродовали. И всё же сколько ни гони от себя чужие сплетни, а они нет-нет да прицепятся, как репей к подолу. И станешь тогда ходить, повторять у себя в голове услышанное и с каждым новым кругом всё больше будет расти вероятность, что и сама поверишь.
В этот раз было так же: Капелла слушала рассказы своих подопечных, и среди них всё чаще мелькали сказки страшные и при этом чуждые степи. Речь шла о "живых масках", о "чёрном доме, про который говорят, что театр, а внутрь он тянет, что твой колодец", о хозяине Театра, "который всем улыбается, а в глаза осмотрит - так и кажется, что проглотит живьём". Капелла одних успокаивала, других просила не слушать злые россказни, третьих - их не распространять и не возводить на человека напраслину, но дело на лад всё не шло. Шепотки среди её подопечных так и не исчезли, то и дело возникали новые страшные истории, и в конце концов тот самый репей прицепился-таки к подолу Виктории. Посоветовавшись сама с собой, Ольгимская-младшая решила, что чужая болтовня в таком деле не помощница, и надо бы самой посмотреть в глаза господину Бессмертнику, хозяину Театра, а после уж решать, добрый он человек или городских детей от него беречь надо.
Покинув поутру отцовский дом, Капелла вымела подолом травянистоо-зелёного платья несколько улиц и вскоре добралась до, наконец, до Сердечника. По мере того, как девушка приближалась к цели, тревога заползала в её сердце, заставляла робеть, и всякий раз Виктория строго напоминала себе, что не развлечься пришла и не кошмарных историй насобирать, а судить, спокойно и беспристрастно, и страху тут делать нечего.
В последний раз она чуть дрогнула, когда длинная тень Театра легла под ноги, потом встряхнулась и поднялась по ступеням. Время едва перевалило за полдень, в вестибюле было безлюдно, и Виктория мысленно порадовалась тому, что никого не отвлечёт от важных дел. Подступив с вопросами к сонному служителю, она узнала, что господин Бессмертник "вроде как свободен и должен быть у себя в кабинете". Виктория спросила дорогу, настояла на том, чтобы самой объяснить хозяину здешних мест цель своего визита и поднялась по лестнице.
У двери кабинета она приостановилась ещё на две секунды, собираясь с духом, а потом негромко, дробно постучала и почти сразу приоткрыла дверь.
- Господин Бессмертник? Здравствуйте, - Капелла ступила на порог. - Мне было бы нужно поговорить с вами. Я - Виктория Ольгимская.

Виктория очень не хотела робеть или смущаться, не считала это для себя позволительным и потому, чтобы подавить слабость, слегка нахмурилась и напомнила себе о том, с какой целью сюда пришла, и чьей наследницей стала. Расправив плечи, Капелла скрестила руки на груди и сделала несколько шагов навстречу хозяину кабинета. Господин Бессмертник был высок и, на взгляд девушки, недурён собой, однако мелькало в нём что-то лёгкое, ускользающее, и то, что Виктория никак не могла определить это качество и дать ему название заставляло её смотреть на режиссёра настороженно и не давало уснуть подозрениям.
Впрочем, всему этому не следовало сходу давать воли, тем более будучи в гостях, и Капелле не хотелось обижать хозяина невежливым обхождением.
- Благодарю за гостеприимство, господин Бессмертник, всё так: я - Виктория-младшая, - негромко откликнулась девушка и несколько запоздало прибавила: - Искренне рада знакомству. Не извиняйтесь ни в коем случае. Извиняться надо мне, ведь это я застала вас врасплох и отвлекла от дел.
Отведя глаза и стараясь ничем не выказать, что заметила степень беспорядка в кабинете, Капелла осторожно скольнула мимо режиссёра и опустилась в кресло. Ольгимская-младшая никогда не была сильна в притворстве или лицедействе, да и не считала, что должна скрывать свой интерес или цель своего визита, потому и взгляд не прятала, осматриваясь по сторонам. И чем больше пробегало секунд, тем больше Виктория ощущала странное чувство двойственности: ей чем-то неуловимо нравился господин Бессмертник, его кабинет казался скорее интересным и сказочным, чем страшным, и всё же до конца смутная тревога не уходила. Капелла взглянула в золотистые глаза:
- Господин Бессмертник, я пришла по делу, обсуждение которого может показаться не слишком приятным, и мне теперь даже неловко, что вы так тепло меня принимаете, - Виктория, опустив взгляд, помолчала несколько секунд, потом снова взглянула режиссёру в лицо и продолжила. - Скажите, вы слышали, что в городе вас боятся? Болтают разное, и о вас, и о вашем театре? Люди нередко впустую сплетни носят, и всё же сейчас всё чаще стали думать, что у этого дыма есть огонь. До вас доходят эти слухи?
Капелла никого не привыкла обвинять с порога, а природная вкрадчивость, осторожность заставляла её сперва проверять, тверда ли почва, на которую предстоит ступить, поэтому ей хотелось сначала услышать, что скажет в ответ на её слова сам режиссёр, как именно отзовётся.

Странное чувство возникло, когда господин режиссёр начал говорить: будто тихо-тихо, неспешно и плавно зазвучала не то колыбельная, не то напевная сказка, способная убаюкать, унести в глубокий, мягкий сон, музыкальным сопровождением, которому будет мелодия, похожая на те, что льются из старинных шкатулок. Это было приятно, хотя где-то в глубине души Капелла ощутила беспокойство. Она едва удержалась от того, чтобы встряхнуть головой, прогнать наваждение, и заговорила осторожно, стараясь встроиться в тон собеседника.
- Людям свойственно подозревать, - эхом откликнулась Виктория и едва заметно вздрогнула, припомнив степные легенды, которые так любил её брат, и которые так опасно оживали в смутные времена. - Порочащие слухи не следуют только за теми, кто бездействует не замечен ни в чём необычном или попросту свят. Я знаю это и вовсе не намерена уподобляться средневековым охотникам на нечисть. Напротив, я... предпочитаю опровергать несправедливые, ложные россказни, если нахожу им опровержение, - договорив, девушка слегка смутилась: ей вдруг показалось, что она рассуждает слишком смело, чересчур решительно заявляет о своём авторитете и способности кого бы то ни было защитить.
Странное дело, но в присутствии господина Бессмертника Капелла будто теряла почву под ногами: он говорил и говорил, как будто плёл зачаровывающую золотистую паутину, а она рисковала вот-вот в ней запутаться, чувствовала неуверенность, а то и вовсе начинала казаться себе школьницей, которая всего лишь явилась выплеснуть свои нелепые страхи.
Желая прогнать эти неуместные мысли, Капелла выпрямилась в кресле и строго напомнила себе о цели визита. Встретилась с режиссёром взглядом.
- Никто не способен прозревать истину, если не знает о мире достаточно и не понимает, откуда она может прийти, - откликнулась Виктория тем спокойным, чуть прохладным голосом, которым обычно говорила в ней хозяйка. - Потому я пришла познакомиться поближе. А что до слухов, то чего только не болтают, - она слегка улыбнулась, словно отражая широкую улыбку собеседника. - Говорят, что ваши маски живые, а актёров за ними нет, что у театра есть своя воля, и он тянет людей, будто омут, что вы способны одним взглядом выпить из человека душу.
Капелла молчала несколько секунд, гадая. насколько все эти ужасы приложимы к любезному, вкрадчивому господину, который беседует с ней сейчас, потом продолжила.
- Всё это кажется, наверное, почти забавным при свете дня, но поздним вечером из уст испуганного ребёнка звучит немного иначе. Поэтому быть может, вы мне поможете развеять сомнения, господин Бессмертник? Покажете свой театр и расскажете о нём? - Капелла невольно затаила дыхание в ожидании того, как режиссёр отзовётся на её просьбу, с каким настроением согласится её удовлетворить и согласится ли вообще.

Чувство, будто вокруг шёлковая, медленно и ласково опутывающая паутина, не уходило. Господин Бессмертник не выказывал излишней вкрадчивости, не казался чрезмерно сладкоречивым, и всё же раз возникшее ощущение липнуших к сознанию тонких нитей причудливо соединилось с колыбельной, звучащей на краю сознания, и уже не желало отпускать. Капелла всё же не сдержалась: тряхнула головой и слегка выпрямилась в кресле, словно так могла вернее ощутить опору и внутренний стержень.
- Смотреть вам в глаза я не боюсь, - по-прежнему служа своеобразным эхом, с мягкой полуулыбкой откликнулась Виктория. Она встретила цепкий взгляд режиссёра и улыбнулась шире: - Мне нечего бояться, господин Бессмертник, я ведь знаю, какова моя душа, и в чём её сила. Если я и тревожусь о ком-то, то только о тех, кто не знает о себе того же. Да ещё о вас, если степной народ обозлится и пойдёт в разнос.
Капелла сейчас говорила уверенно, спокойно, мысленно сверяясь с тем, как держалась бы на её месте мать, однако до конца уверена не была ни в своих словах, ни в своих силах, ни в своей способности верно понять, кто есть кто, и где подлинные угрозы.
Виктория поднялась с некоторым сомнением посмотрела на режиссёра, скользнула взглядом по жутковатому набалдашнику его трости. А что, собственно, она, Капелла, хотела здесь увидеть, чего ждала? Когда Ольгимская-младшая направлялась в театр, ей казалось, разобраться в том, кто таков на самом деле господин Бессмертник, будет не так уж сложно: его манеры, взгляд, то, как он её встретит, сразу скажут многое и позволят составить представление о человеке. Но на поверку всё оказалось не так уж очевидно, а знала она о Театре и его хозяине прискорбно мало. Как тут просить показать что-то определённое?
Почуяв, что пауза затягивается, Капелла снова улыбнулась собеседнику, на сей раз несколько смущённой, извиняющейся улыбкой и, наконец, решилась:
- А я давно не была в роли праздной гуляющей, осматривающей достопримечательности, - она невольно снова бросила взгляд на трость режиссёра. - Поэтому мне интересно всё особенное. Покажите мне то, что сами считаете в Театре самым красивым, самым пугающим и то, чем больше всего гордитесь. Мне будет очень интересно посмотреть, - Виктория последовала за хозяином кабинета, надеясь, что ей хоть немного удаётся вести себя естественно.